После триумфального турне по
столицам мира Вольф Мессинг возвратился в родную Варшаву. Публичные выступления
составляли лишь малую часть его деятельности. Встречи с великим ясновидцем
домогались президенты и банкиры, авантюристы и сумасшедшие, тысячи простых
людей, которым жизнь не оставила ничего, кроме последней надежды на чудо.
Шёл страшный, роковой, поворотный
1937 год. Военная машина Германии набирала обороты. Уже была оккупирована
Рейнская зона, готовился аншлюс Австрии, смертельная угроза нависла над
Чехословакией. В СССР на полную мощность работала репрессивная машина. В
преддверии войны Сталин уничтожал командные кадры армии. В обход наркомата
иностранных дел личный посланец вождя торгпред Кандилаки вёл в Берлине
секретные переговоры с гитлеровским министром Шахтом. Намечались первые контуры
раздела Европы между двумя диктаторами.
Легко догадаться, какие мысли
владели варшавянами в то жаркое лето, запомнившееся душными ночами и грозовыми
ливнями. Театр был переполнен. Люди стояли в проходах. Тысячная толпа ожидала
на улице.
«Будет война? Он скажет, что
станется с Польшей? Куда кинется Гитлер? Как поведёт себя Сталин?»
Мессинг особо остро чувствовал
состояние аудитории. Привычных заданий с отгадыванием мыслей, поиском
спрятанных портсигаров и прочей приевшейся дребедени сегодня не будет. Он
прочитал единственный вопрос в тёмном зеркале коллективного бессознательного,
где сливались потаённые страхи и чаяния миллионов. И ответил на него:
-Да, варшавяне, готовьтесь к войне.
-Мессинг никогда не говорил людям об ожидающих их
бедах, хотя ясно ощущал ледяное дуновение смерти. Пусть проживут оставшийся им
краткий срок в неведении, питаясь надеждой. Поэтому он хотя и видел объятые
огнём города, но не сказал, что война неизбежна. Пытаясь войти в оболочку – в
тёмную ауру нацистского фюрера, тщился проникнуться владевшей им маниакальной
идеей. Ясности не было. Польша обречена., но Гитлер не знал, что за этим последует.
Он ещё не принял решения, куда повернуть: на Восток или на Запад.
-Если Гитлер нападёт на Советский Союз, Германия
будет разгромлена, - сказал после долгой паузы Мессинг при гробовом молчании
зала и промокнул платком обильно выступивший пот. – 1945 год станет концом
Гитлера и его режима, - добавил почти на последнем дыхании.
На следующий день все, без
исключения, польские газеты напечатали предсказание на первых полосах.
Заголовки были набраны самым крупным шрифтом. На это живо откликнулась
зарубежная пресса. Только в советской печати не появилось ни слова. Тому были
две вполне очевидные причины: во-первых, мистика, фокусы, шарлатанство;
во-вторых, о вожде рейха с некоторого момента было предписано упоминать скупо и
сдержанно. Карикатуры на Геббельса и Геринга – сколько угодно, на Гитлера –
табу. Пока министр иностранных дел Литвинов разглагольствовал о коллективной
безопасности с западными демократиями, НКВД налаживал контакты с гестапо.
Газетные вырезки пополнили и без
того пухлое досье Мессинга в архивах службы безопасности Рейнгарда Гейдриха. О
том, как прореагировал на предсказание иностранный отдел в наркомате Ежова, чьи
дни уже были сочтены, история пока умалчивает.
После того нашумевшего выступления
у Мессинга состоялась встреча с Юзефом Пилсудским. Далеко не первая, ибо
начальный контакт ясновидца и легендарного «отца нации» имел место ещё в 1924
году. Великие мира сего, надо сказать, мало отличаются от среднего обывателя.
«В роскошной гостиной собралось
высшее «придворное» общество, - рассказывал потом об этой аудиенции в своих
автобиографических записках Мессинг, - блестящие военные, великолепно одетые
дамы. Пилсудский был в подчёркнуто простом полувоенном платье, без орденов и
знаков различия. Начался опыт. За портьерой был спрятан портсигар. Группа
«придворных» следила за тем, как я его нашёл. Право же, это было проще
простого! Меня наградили аплодисментами. Более близкое знакомство с Пилсудским
состоялось позднее в личном кабинете. «Начальник государства» (кстати, так
звучал его официальный титул в те годы) был суеверен, как женщина. Он занимался
спиритизмом, любил «счастливое» число тринадцать. Ко мне он обратился с
просьбой личного характера, о которой мне не хочется, да и неудобно сейчас вспоминать.
Могу только сказать, что я её выполнил».
О характере этой интимной просьбы
Мессинга заставят подробно рассказать на допросах в НКВД. Но это так, к слову…
Пока же нас куда больше
интересует, как и когда величайший чтец мыслей двадцатого века открыл в себе
удивительный дар.
Случилось это накануне первой
мировой войны. Голодный, плохо одетый мальчик из еврейского местечка
Гора-Калевария под Варшавой отправился искать счастья в большом незнакомом
мире. Где-то на затерянном полустанке он прокрался в вагон первого попавшегося
поезда и, устроившись под полкой, заснул сном праведника. Так уж случилось, что
поезд шёл не куда-нибудь, а в Берлин, где кайзер Вильгельм уже готовил миру
кровавую баню, в которой суждено будет рухнуть великим империям, расчистив
простор для фашизма и коммунизма.
Перед остановкой в Познани вошёл
контролёр и началась поверка билетов. Надо ли говорить, что у нищего школяра, с
трудом одолевшего премудрости хедера, такового не было, как, впрочем, и
документов.
Седоусый пан в форменной фуражке,
с кожаной сумкой на животе, заглядывая в укромные места, где обычно прячутся
«зайцы», неуклонно приближался к дрожащему мальчонке.
Как знать, не вместил ли тот
первый приступ страха перед Властью грядущие треволнения? Ужели маячили за
скромным головным убором железнодорожника Речи Посполитй чёрные с серебряными
черепами околыши СС и синие тульи госбезопасности?
-Молодой человек, ваш билет?
«У меня в ушах и сегодня ещё
звучит этот голос», - признавался потом Вольф Григорьевич.
Затравлено оглядываясь по
сторонам, он уставился в замыхзганный пол, скупо освещённый свечным огарком в
закопчённом стекле фонаря. Между мешками и убогими перевязанными верёвкой узлами
углядел обрывок газеты, схватил его и дрожащей рукой протянул контролёру.
«Наши взгляды встретились. Всей
силой страсти мне захотелось, что бы он принял эту грязную бумажку за билет… Он
взял её, как-то странно повертел в руках. Я даже сжался, напрягся, сжигаемый
неистовым желанием. Наконец контролёр сунул её в тяжёлые челюсти компостера и
щёлкнул ими.
-Зачем же вы с билетом - и под лавкой едете? Есть
же места. Через два часа будем в Берлине…»
Только теперь маленький Вульф
узнал, куда везут его постукивающие на стыках колёса.
И вот Берлин. Холод, мытарства,
неизбывная нищета, голодный обморок на роскошной Фридрихштрассе и больничная
койка. Тут-то Мессингу и улыбнулась удача. Впервые в жизни. Он попал в руки
профессора Абеля, знаменитого психиатра и невропатолога, открывшего в прошлом
беспризорнике уникальную одарённость.
-Вы удивительный медиум, - констатировал
профессор и предложил приступить к опытам.
Медиумизм и прочие тайны духа были
в моде. «Чудо-мальчика», с лёгкой руки импресарио Цельмейстера, продемонстрировали
в берлинском паноптикуме, где вместо восковых фигур выставлялись на всеобщее
обозрение живые экспонаты. Затем были варьете Винтергардена, цирк Буша – шумная
известность. Материальный достаток, лестные предложения.
Дальнейшей карьере помешала первая
мировая война. Вольфу Мессингу было тогда всего пятнадцать лет…
Впереди были долгие разговоры с
корифеями мировой науки: Альбертом Эйнштейном и Зигмундом Фрейдом, серьёзная
работа по уникальной системе психоанализа, гастроли по всем континентам. Об
одной встречи стоит упомянуть особо. С конкурентом по ремеслу, которого звали
Эрик Ян Ганнуссен. Мессинг сразу понял, что любимец берлинской публики начинает
свои номера с подставных трюков и, лишь разогрев себя аплодисментами.
Приступает к неподдельным сеансам по телепатии. Мог ли думать молодой поляк,
что его стремящийся к дешёвому успеху соперник вскоре станет «личным
ясновидцем» Гитлера? Теперь об этом остаётся только догадываться…
Перепрыгнем временной промежуток
между двумя мировыми пожарами.
Польша, согласно секретным
протоколам, расчленена и оккупирована. Мессинг скрывается в подвале торговца
мясом. Его повсюду ищут агенты Сд, за его голову назначена награда в 200 000
рейхсмарок. Родные и близкие отправлены в лагерь смерти Майданек. Те немногие,
кому удалось уцелеть, вскоре погибнут под дымящимися развалинами варшавского
гетто.
Выйдя однажды на свежий воздух, он
лицом к лицу столкнулся с офицером в чёрной форме.
-Кто ты такой? – эсэсовец схватил его за волосы,
длиной до плеч, как и положен артисту.
-Художник.
-Врёшь! – офицер вынул из нагрудного кармана
сложенную в четверть листовку с портретом. Медленно развернул её и пристально
взглянул на Мессинга. – Это ты предсказал смерть фюреру?
Последовал отработанный удар в
лицо. Опрокинув арестованного на тротуар, немец брезгливо скривился на
испачканную перчатку.
Вместе с кровью Мессинг выплюнул
выбитые зубы. Брошенный в камеру ближайшего полицейского участка, он напряг все
душевные силы и заставил охранников, одного за другим, прийти к нему. Он лежал
неподвижно, как мёртвый, когда они, не понимая, в чём дело, склонились над ним.
Затем медленно поднялся, вышел в коридор и задвинул засов бронированной двери.
Ему помогли перейти границу,
вернее, переплыть на жалкой плоскодонке. На другом берегу Буга его ожидала иная
жизнь и новые испытания. О чём думал он той ненастной октябрьской ночью? Знал
ли о судьбах тысячбеженцев, что
надеялись найти защиту от фашизма под сенью красных знамён?
На допросах в НКВД его быстро «поднимали» по
служебной лестнице: от лейтенанта до полковников госбезопасности. Увы, имя
Вольфа Мессинга им ровным счётом ничего не говорило, а его рассказы лишь
укрепляли уверенность, что задержан немецкий шпион. Впрочем, немцы пока ещё
были союзниками, и это спасало от скорой расправы. И ещё «чудеса», которые всяки
раз приходилось проделывать в подтверждение профессиональных способностей.
Так он «дорос» до свидания с самим
Пономаренко, секретарём ЦК КП(б) Белоруссии.
Рядом с Пономаренко сидел, храня
многозначительное молчание, нарком внутренних дел. Оба были в защитных, как у
вождя всех времён и народов, френчах.
-Вот человек, который хочет меня расстрелять, -
печально кивнул Мессинг на наркома. – А вы секретарь самого господина Цека? – он обратил
изучающий взгляд на Кондрата Пантелеймоновича. – Может быть, он тоже захочет
меня выслушать?
Руководители республики
переглянулись. Докладные пошли в Москву, а Мессингу разрешили потихоньку
выступать: по скромной программе, без ясновидений и пророчеств.
Во время гастролей в Гомеле его
прямо на улице взяли двое в синих фуражках и повезли незнамо куда. Оказавшись в
конце концов то ли в загородной гостинице, то ли на даче, принадлежащей
высокопоставленной персоне, он вновь испытал памятное ещё по берлинскому поезду
потрясение, когда распахнулась дверь и в комнату вошёл усатый человек в
сапогах, так знакомый по бессчётным портретам. В след за ним на полусогнутых
ножках просеменил бородатый Калинин.
-Здравствуйте, - закивал на приветствие вождя
артист. – А я вас на руках носил.
-Как это на руках?
-На первомайской демонстрации.
Сталина интересовало положение в
Польше. Он подробно расспросил о Пилсудском, затем о других лидерах, делая упор
на правительство в Лондоне.
-Ох, и хитрец вы, Мессинг, - заключил Иосиф
Виссарионович после двухчасовой беседы.
-Но я не хитрец. Вот вы – таки действительно
хитрец!
Если бы не Калинин, вовремя
одёрнувший ясновидца, неизвестно, чем бы мог бы закончится подобный обмен
любезностями.
Потом пошли проверки, но уже в
сталинском стиле. Куда было Пилсудскому до вождя мирового пролетариата!
Мессингу, например, приказали получить в Госбанке
100 000 рублей по чистому листу бумаги. Повторилась история с железнодорожным
билетом, хотя кассиру это стоило инфаркта. Другое задание исходило уже от
Берии, который первым делом отправил гениального телепата в Бутырскую тюрьму.
Ему предстояло выйти оттуда и, преодолев десятки постов, без пропуска нанести
визит в наркомовский кабинет. Альтернативы не было. Об этом эпизоде Мессинг рассказывал
довольно скупо, не называя имён. Он с блеском выполнил эту задачу, достойную мифических
героев. И лишь под конец жизни признался, что уход из гестаповского узилища потребовал
значительно большей затраты сил.
О других встречах с вождями
Мессинг предпочитал не распространяться. Известно лишь, что в самые последние
дни войны Сталин, подозревая инсценировку, спросил его насчёт смерти Гитлера.
-Он
мёртв, - с полной уверенностью ответствовал ясновидец.
…В первых числах мая 1945 года
Вольф Мессинг получил правительственную телеграмму, в которой генералиссимус
выражал благодарность артисту за точно названный день окончания войны.
