а) Монах Иона, живший прежде на гостинице, а теперь служащий на св. кладезе, имел сына Косму, жившего в послушниках в Чудове монастыре и в пост умершего в больнице московской.

В пятницу, на Лазареву субботу, около полуночи отец встал поп­равить лампадку, очень нагоревшую. Хочет ложиться опять в постель и видит, что дверь отворилась и сын входит в белой рубашке, а за ним два маленьких мальчика, прекрасно одеты.

Отец, испугавшись, говорит:

- Косма, зачем ты пришел? Не тронь меня, я боюсь тебя.

- Не бойся, батюшка, я ничего тебе не сделаю.

Тогда отец поцеловался с ним, а мальчики стали у дверей. Иона, в страхе еще, говорит мальчикам:

- Ребятушки, вы не уходите отсюда, не оставляйте его одного. Они ни слова не сказали и остались, как пришли. Сын Ионы вместе с отцом пошли в перед кельи, отец сел на стул, а сын подле него на пол. Отец говорит:

- Каково тебе, Косма, там?

Сын говорит:

- Слава Богу, батюшка, мне хорошо.

Отец говорит:

- Чай, - мухи-то там какие?

Сын говорит:

- Ад разрушен. - Но, тяжело вздохнув, прибавил:

- Только там река огненная, и редкий кто минует ее; а сколько в ней народу! ужас как много!

Отец хотел еще спросить о реке, но сын встал, поспешно говорит:

- Прости, батюшка, мне нужно навестить старца, - а не сказал кого, и пошел с мальчиками вместе вон из кельи. Это было просто наяву.

Старец, мне думается, - Аммоний, который в этот день скончался, был на ногах, а он с ним был знаком близко, а может быть, и другой, но ни oт кого не слышно, кто бы в этот день видел Косму хотя во сне.

б)        Идя по скиту, зашел я к умирающему Вуколу – послушнику покойного схимонаха Моисея. Ныне его соборовали маслом; чахотка неизлечимая у него. Увидев его в таком благодушном состоянии, я спросил:

- Что, отец Вукол, видно, в путь собираешься?

- Да, батюшка, помолитесь, да пошлет мне, грешному, Свою милость и помощь Господь.

- Кланяйся от меня старцу своему, отцу Моисею.

- Я ныне, - говорит, - виделся с ним, но он был у меня и вот здесь читал акафист Богоматери: а меня, как и прежде бывало, заставил петь припевы, и так все правило совершил у меня. И с радостию говорит: "Мы с тобою и там вместе будем жить; мне позволено прийти проводить туда отселе тебя". Помолились мы еще с ним, и я как бы совершенно был здоровый. Перекрестил он меня и отошел. Так я, батюшка, жду не дождусь, когда пошлет Господь перевести меня отсюда. А отец Моисей сказал, что там несказанно хорошо.

Господи! Какие получает человек утешения от веры в бессмертие.

в)        Какое непонятное соединение живых с мертвыми! Где же находятся умершие, которые так удобно с живыми и вновь умирающими сносятся? Где находятся души, которые из одной губернии в другую в одну почти минуту переносят вести?

В Екатеринославле был архимандрит Симеон, который недавно (в 1843 г.) переведен в Воронеж. Он был дружен со старым отцом (С.М.Н.) одного благородного семейства. Отец этот умер прошлого 1844 года в феврале. В числе его семейства была дочь, которой участь была не по сердцу, от чего в тихом страдании получила она чахотку. Шестого дня прошедшего августа все семейство было еще в трауре по отцу. Больная приобщалась в этот день, не снимая траура; мать ей это за­метила, на что она отвечала: "Я пятнадцатого наряжусь". И точно, в день Успения Божией Матери потребовала ванну, надела полное венчальное убранство, послала за священником, приобщилась Святых Тайн. По принятии святыни береглась, чтобы ничто не прикоснулось к ее устам. Со всею свежестию голоса и улыбающегося лица просила читать отходные молитвы и во время чтения относилась как бы к не­видимому лицу: "Папенька милый, папенька, подождите". С последним словом отходной улетела бессмертная ее душа. Того же дня и часа отец Симеон в Воронеже видит С.М.Н., который говорит ему:

- Вам в Екатеринославле надобно утешать скорбных; а Любинька со мной, но вы и нас не забывайте.

Как это разительно! Как непонятна наша жизнь! И что значит жить на этой земле? Но где бы то ни было, только бы жить такою жизнию, какою Бог определил, как бы многотрудно ни было.    

«Монастырские письма», Москва, изд. 2. 1898.