"В 1871 году состоявший в певческом хоре А.Я., прожив не более 24 лет, - рассказывает ярославский архиепископ Нил, - умер от эпидемической холеры. Через десять дней после смерти, именно утром 16 июля, явился он мне во сне.

На нем был знакомый мне сюртук, только удлиненный до пят. В момент явления я сидел у стола гостиной своей, а он вошел из залы довольно скорым шагом, как это и всегда бывало, показав знаки ува­жения ко мне, приблизился к столу и, не сказав ни слова, начал высыпать на стол из-под жилета медные деньги с малой примесью серебра.

С изумлением спросил я:

- Что это значит?

Он отвечал:

- На уплату долга.

Это меня очень поразило, и я неоднократно повторил:

- Нет, нет, не нужны твои деньги, сам заплачу твой долг. При сих словах Я. с осторожностью сказал мне:

- Говорите потише, чтобы не слыхали другие.

На выраженную же мою готовность уплатить за него долг он не возражал, а деньги не замедлил сгрести рукою со стола. Но куда по­ложил он их, не удалось мне заметить, а кажется, тут же они исчезли.

Затем, вставши со стула, я обратился к Я. с вопросом:

- Где находишься ты, отшедши от нас?

- Как бы в заключенном замке.

- Имеете ли вы какое-либо сближение с ангелами?

- Для ангелов мы чужды.

- А к Богу имеете ли какое отношение?

- Об этом после когда-нибудь скажу.

- Не в одном ли месте с тобою Миша?

(Миша – тоже певчий, мальчик, живший в одной комнате с Я. и скончавшийся года за четыре перед этим).

- Не в одном.

- Кто же с тобою?

- Всякий сброд.

- Имеете ли вы какое развлечение?

- Никакого. У нас даже звуки не слышатся никогда; ибо духи не говорят между собою.

- А пища какая-либо есть у духов?

- Ни-ни... - Звуки эти произнесены были с явным неудовольствием и, конечно, по причине неуместности вопроса.

- Ты же как чувствуешь себя?

-Я тоскую.

- Чем же этому помочь?

- Молитесь за меня, вот доныне не совершаются обо мне за­упокойные литургии.

При сих словах душа моя возмутилась, и я стал перед покойником извиняться, что не заказал сорокоуста, но что непременно это сделаю. Последние слова, видимо, успокоили собеседника.

За сим, он просил благословения, чтобы идти в путь свой. При этом я спросил его:

- Нужно ли испрашивать у кого-либо дозволения на отлучку?

Ответ заключался только в одном слове: да. И слово это было произнесено протяжно, уныло и как бы по принуждению.

Тут он вторично попросил благословения, и я благословил его. Вышел он от меня дверью, обращенной к Тутовой горе, на которой покоится прах его".

«Душеполезные размышления», 1880-1881